Наибольшее распространение полые пронизки в виде водоплавающих птиц получают в ломоватовской культуре. По стилю изображения они отдаленно напоминают лучшие образцы эпохи неолита. Тело птицы передано пропорционально, клюв хорошо выражен, но не отчленен от головы, глаз нет, либо они слегка намечены углублениями, сложенные крылья переданы несколькими параллельными линиями крупного точечного орнамента, лапки показаны утолщениями у нижнего обреза фигуры. Позднее на этом месте появляется ушко для шумящих привесок. Несмотря на миниатюрные размеры, фигуры птиц поражают художественной завершенностью (рис. 2).
На позднем этапе ломоватовской культуры фигуры, сохраняя ту же форму и пропорции, превращаются в шумящие пронизки(рис. 3). Большая часть их выполнена довольно условно и грубо, и только некоторые сохраняют высокие художественные достоинства. На рукоятках металлических ложек этого времени встречаются искусно выполненные погрудные изображения лебедя (рис. 4).
В поздних памятниках родановской культуры птицевидные шумящие пронизки утрачивают характерные черты водоплавающих птиц. Туловище птиц укорочено, тело и шея покрыты геометрическим линейным орнаментом с поперечной или ложновитой насечкой, клюв еле намечен, голова с клювом постепенно сокращается до изогнутого под углом отростка, а шея приобретает цилиндрическую форму и сплошь покрывается линейной насечкой.
Водоплавающих птиц почитали многие народы Урала. У коми и коми-пермяков немало легенд и преданий связано с лебедем - "юсь". Он считался священной птицей, на него не охотились, и мясо его не употребляли в пищу. Такой же почитаемой птицей была утка. В Юсьвинском районе Коми-Пермяцкого округа до недавнего времени были распространены знаки собственности, обозначающиеся словом "юсь". Очевидно, лебедь считался священной птицей родового коллектива, который когда-то обитал в этом районе. Сосуды с изображениями водоплавающих птиц использовались в религиозных обрядах, как жертвенная посуда, а каменные и металлические фигурки - как амулеты-обереги, как вотивные вещи- жертвоприношения божеству, или как части шаманской одежды. Поздние птицевидные пронизки служили украшением обычной одежды.
Фигуры летящих птиц с распростертыми или опущенными крыльями, появившиеся в ананьинское время и сохранившиеся в гляденовской культуре, изредка встречаются и в памятниках ломоватовской культуры и ранних родановских. Однако они все больше стилизуются (рис. 5).
В ананьинской культуре появляются изображения хищной птицы с человеческой личиной на груди, очевидно, связанные с представлением о священной птице, уносящей душу человека в иной мир.
Особую группу птицевидных изображений составляют пронизки в виде "кричащих птиц" (рис. 11) и с изображением птицы, клюющей животное (рис. 12).
Такой сюжет не имеет предшественников в более ранних культурах железного века в Прикамье. Правда, среди изображений на блюдах иранского происхождения, найденных в Прикамье, встречается фигура священного крылатого пса - Сэнмурва (Симурга) -охранителя растений. Возможно, что этот образ, переработанный местными мастерами, дополненный изображением лосиных голов и выполненный в обычной для мастеров манере, лежит в основе так называемых кричащих птиц. На позднем этапе ломоватовской культуры фигурки крылатых псов становятся меньше по размерам, теряют ажурное оформление, утрачивают высокие художественные достоинства прототипов. В памятниках родановской культуры они уже не встречаются.
Особо следует отметить оригинальную пронизку из Больше-Висимского могильника VII-VIII вв. на Каме. На ней изображена хищная птица, вцепившаяся когтями в животное. Шея птицы переходит в объемную голову человека с четко выделенными глазами и носом, прорезными ноздрями и ртом. Крылья и расширяющийся хвост покрыты точечным орнаментом (рис. 13).
Более поздние пронизки этого типа, сильно стилизованные, утрачивают художественные достоинства.
Кроме большинства предметов с изображениями птиц, имеющих культовое значение (часть птицевидных подвесок и пронизок является принадлежностью шаманского костюма), можно отметить и бытовые вещи. Это фигурки хищных птиц на бронзовых навершиях кресал-огнив (рис. 14), фигурки двух птиц, обращенных головами друг к другу, на крышке бронзового медальона с шумящими подвесками из Редикорского могильника VII - X вв. (рис. 15) и многие другие.
Хищные птицы, особенно филин, также были объектом почитания местных финно-угорских народов Урала. У обских угров филин - тотем одного из родов, его облик принимали дочери князей и богатырей, когда хотели незаметно от сородичей посетить своего избранника. Изображение человеческого лица и человеческой фигуры на птице, очевидно, связано с анимистическим представлением о возможности человеческой души превращаться в птицу. Изображение медведя впервые встречается в Верхнем Прикамье среди неолитических рисунков Писаного камня. Зверь изображен в обычной для того времени манере - силуэтом. Он сидит на задних лапах. По-видимому, сильный и опасный хищник уже тогда был священным животным. Раздробленные кости медведя найдены на жертвенном месте, расположенном на полуострове, под наскальными рисунками.
Медведя почитали многие народы Урала. У коми в прошлом существовал культ медведя - "оша". Один из народных героев коми носил имя Ку-дым-Ош. С медведем связано немало суеверий. Медвежьи клыки служили амулетом охотникам, за ними признавали лечебные качества. Охотники считали медведя похожим на человека и называли его "хозяином".
Среди знаков собственности у коми-пермяков бытовали изображения, носившие названия "большой медведь", "маленький медведь", "медвежье ухо". Кстати, они чаще встречались около г. Ошиб, что в переводе с коми означает медвежье поле. Вероятно, и здесь медведь был тотемом одной из родовых групп.
№2 - №4 - III - VI вв.
Наиболее характерным сюжетом пермского звериного стиля является изображение медведя в жертвенной позе. Еще в XIX в. у зауральских племен был распространен обычай снимать с убитого медведя шкуру вместе с лапами и головой и укладывать в переднем углу жилища на стол так, чтобы морда находилась между лапами, после чего начинался магический обряд поклонения медведю, так называемый медвежий праздник....
Лось, подобно медведю, почитался как тотемное животное многими племенами Урала и лесной полосы. В памятниках ананьинской культуры также встречаются фигурки лося, выполненные из кости (Пижемское городище и др.). У всех этих фигурок удлиненные пропорции, в основном фигурки сильно стилизованы. На Гляденовском костище найдена одна металлическая фигурка лося, грубо выполненная плоским литьем.
Чаще всего изображения лося встречаются среди памятников ломова-товской культуры, но выполнены они в очень своеобразной манере. Характерное для пермского звериного стиля сочетание фигур животных и человека с отдельными элементами - головами, крыльями - особенно часто встречается в изображении человеколосей. Эти фигурки относятся к неволинскому этапу ломоватовской культуры.
Рис. 18 VI-VII вв. Прыгающий крылатый человеколось.
Рис. 20 VI-VII вв. Ящер, рыбы в его чреве. Верхом на нем человеколось.
Одежда человеколосей украшена характерным для того времени точечным орнаментом.
К тому же периоду, вероятно, относится замечательная ажурная бляха из коллекции Зеликмана, изображающая фигуру лося, стилизованную под коня с распущенным хвостом, и фигуру человека-всадника на ней. Выше фигуры лося находятся семь лосиных голов. В нижней части бляхи лосиные головы образуют орнаментальную рамку. В композицию искусно вписана фигура лошади,, а ниже лосиной морды - фигура хищной степной птицы (орла?) с распростертыми крыльями. На бляхе, очевидно, изображено верховное женское божество - владычица домашних и диких животных и птиц (Рис. 26). Тело конелося, декоративно изогнутое, создает ощущение движения. Орнамент по краям бляхи придает композиции законченность.
Большинство фигурок человеколосей (в Прикамье их найдено около двухсот) представляют собой удлиненные прорезные бляшки, в центре которых изображена человеческая фигурка, завершающаяся головой лося или имеющая человеческую голову, а выше ее - голову лося (Рис. 17 - 25). Фигурка стоит на голове или спине фантастического, похожего на ящера, животного с разинутой пастью и длинными клыками. Вероятнее всего, это изображение "хозяина подземного царства". Народы Северного Урала связывали находки костей мамонта, особенно его черепов с бивнями, с таким сверхъестественным существом. Почти каждая из фигурок имеет индивидуальные черты, несмотря на каноничность изображения в целом.
В. В. Чарнолусский записал у лопарей легенду об олене-человеке Мян-даше, способном превращаться и в оленя, и в человека. Сопоставляя мотивы легенды о Мяндаше с сюжетами бляшек пермского звериного стиля, на которых изображены человеколоси, ученый пришел к выводу, что и раньше в родственной финно-угорской среде племен Приуралья были распространены мифы, главным героем которых считался лось-тотем, человеколось. По мнению Чарнолусского, фигурки отражают мифологическое сказание о человеколосе, являясь иллюстрациями к легендам.
Иногда на произведениях звериного стиля человек-лось снабжен крыльями. Здесь по мнению Л.С.Грибовой мы имеем уже более сложный образ нежели простое изображение тотема. Перед нами столько же человек сколько лось, и столько же лось сколько птица, ибо главные признаки всех этих существ составляют единый гармоничный образ. Это человек, который может стоять и ходить на двух ногах; он не только человек - но и птица поэтому может летать; вместе с этим он еще и лось и поэтому может еще ходить на четырех ногах. Это сложное существо, которое представляло собой собирательный образ живого мира, в котором слились три вида живых существ.
Кроме самых простых изображений, где в центре бляшки находится одна фигурка человеколося, нередко встречаются и более сложные композиции: три человеческие фигуры - мужская, женская и детская, - стоящие на ящере в окружении человеколосей, похожих на столбики, заканчивающиеся лосиными головами (Рис. 27).
Большинство групповых изображений с человеколосями выполнено по определенному канону. В центре композиции, как правило, человеческая фигура (Рис. 28) или личина (Рис. 29), или несколько человеческих фигур (до трех), по краям - стилизованные фигуры человеколосей, образующих орнаментальную рамку. В нижней части рамки изображение животного (фантастического ящера или стилизованные фигуры обитателей тайги). Однако в пределах этого канона древние мастера искусно комбинировали различные фигуры и отдельные части тел человека и животного, каждый раз создавая совершенно оригинальные композиции....
Человеколоси были, очевидно, в воображении древних людей своеобразными духами-охранителями верховного божества или семейного очага. Часто на крупных бляхах встречаются изображения семи лосиных фигур или голов (Рис. 21). У манси существовало предание о семи братьях - хозяевах семи миров, три из которых находятся под землей, один - сама земля и три относятся к небесной сфере. Возможно, что культ лося приобретал характер космогонических представлений. Встречаются бляхи с изображением человеколося в окружении фигур лесных животных, искусно вписанных в удлиненную рамку бляхи (Рис. 23, 25). Очевидно, перед нами изображение лесного духа - хозяина тайги, "верысь-морта".
Среди изделий пермского звериного стиля выделяются восемь крупных ажурных блях с изображением женской фигуры в окружении животных, птиц и человеческих фигур. Бляхи выполнены техникой литья, причем две из них отлиты в одной литейной форме. Все семь блях найдены в Чердынском районе. И. А. Лунегов, частично опубликовавший эти интереснейшие находки, датировал их VII - VIII вв. н. э.
Несмотря на заметные отличия от всех других изображений, можно проследить некоторые черты сходства в композиции этих блях с более мелкими бляхами, на которых изображены человеколоси. В пяти из семи блях в центре находится человеческая фигура, стоящая на животном или на головах животных. В пяти бляхах верхнюю и боковые части композиции составляют вытянутые фигуры людей или животных, головы которых сходятся вверху над центром бляхи. На двух бляхах выше личины основного изображения имеется еще одна круглая личина. Такое же расположение мы видим и на некоторых бляхах с человеколосями. Характерным для пермского звериного стиля является орнамент из лосиных голов, окружающих центральную фигуру (Рис. 35).
Одна бляха (Рис. 36) представляет трехликое женское божество, стоящее на животном, похожем на бобра, завершенное вверху тремя птичьими головами в профиль. На лбах всех трех человеческих личин изображены кружки, очевидно солярные знаки - знаки солнца. Такой же знак другой бляхе (Рис. 37), на бляхе на рисунке 33 на лбу женщины поставлен косой крест. Признаки пола подчеркнуты полнотой фигур, изображением длинных волос, заплетенных в косы. Все эти бляхи связаны с почитанием верховного женского божества - владычицы животного мира и людей. Об этом говорят склоненные у ног великой богини человеческие фигуры и попираемые ею изображения коров, лосей, лошади.
Фигуру на бляхах (Рис. 30, 31) обрамляет изображение змей, в верхней части- фигуры птиц, около ног женщины - стилизованные фигуры лошади. На этой же бляхе и на двух других, отлитых в одной форме, над головой женщины изображено круглое лицо, возможно, олицетворяющее солнечный диск. Вполне вероятно, что все эти идолы являются не чем иным, как изображением знаменитой Золотой бабы.
Одним из распространенных у древнего населения Прикамья был культ коня, образ которого связан с солнцем и богиней природы - матерью всего сущего. В поселениях Верхнего Прикамья, начиная с ананьинской культуры, постоянно встречаются жертвенные комплексы, связанные с почитанием лошади. Это выкладки из конских черепов и ног на каменных вымостках (Гремячинское поселение); конские черепа, лежащие в специальных жертвенных ямах в поселениях и могильниках; зубы лошади среди предметов поминальной тризны в засыпке могильных ям. Возрастание хозяйственного значения лошади, которая использовалась как верховое животное и тягловая сила, привело к тому, что изображение ее в металлической скульптуре пермского звериного стиля оттеснило лося. Большинство конских фигурок, отлитых в бронзе, служило амулетами-оберегами или украшениями одежды - шумящими подвесками и полыми пронизками.
Самые ранние изображения коня в виде односторонних плоских фигур появляются в ананьинской культуре. На Заюрчимском I селище и городище Алтен-Тау найдены подвески, реалистично изображающие ло шадь в полный рост, в спокойной, статичной позе. Хорошо проработаны коротко подстриженная грива, длинный хвост, глаза, уши и ноздри (Рис. 38). Многочисленные литые конские подвески и изображения всадников из Гляденовского костища и других памятников гляденовской культуры не отличаются художественными достоинствами, они очень условны и лишь контурами передают основные черты фигур (Рис. 39).
В III-V вв. в связи с вторжением в Верхнее Прикамье южных скотоводческих племен значение лошади в хозяйстве местного населения еще более возрастает, и конские изображения становятся особенно частыми. На памятниках харинского этапа ломоватовской культуры встречаются выразительные литые двусторонние фигурки приземистых коней в напряженной позе, одноглавые или сдвоенные (Рис. 40), украшенные нередко солярными знаками. В лучших из них реализм в передаче контуров тела животного сочетается с искусной орнаментацией.
По мнению Л. А. Голубевой, двуглавость в изображении сдвоенных конских фигурок имела определенный магический смысл. Удвоение символа как бы усиливало охранительное значение амулета для его владельца, защищало от злых сил со всех сторон.
Эти же украшения сохраняются на раннем этапе родановской культуры до XI в. включительно. В основах шумящих коньковых подвесок появляется вырез в центре - округлый, четырехугольный, треугольный или в виде двух треугольников, отчего подвески становятся более легкими, ажурными. В VIII-IX вв. между головами коней появляется изображение человеческого лица, очевидно, связанное с поклонением женщине - богине плодородия (Рис. 41).
Также в IX веке появляется сюжет всадница на змее. Наиболее ранние подвески изображают обнаженную женщину, сидящую боком на крылатом коне, идущем на змее. Конь касается мордой головы змеи, пасть которой открыта как бы для укуса. В дальнейшем изображение становилось все более упрощенным и схематичном. В данном сюжете переплелись и древний восточный сюжет и местный культ Великой Матери.
Сильно стилизованные изображения одной или двух конских голов часто встречаются на бронзовых навершиях огнив-кресал. В памятниках родановской культуры можно изредка встретить художественно выполненные полые фигурки коня - пронизки (Рис. 42), богато украшенные ложно-витым орнаментом и насечкой. В них сочетается реализм в передаче образа с богатством орнамента, изображающего части тела и сбруи и усиливающего декоративность фигурки. По характеру изображения они очень схожи с фигурками коней на бронзовых замках из Волжской Болгарии. Усиление торговых связей Верхнего Прикамья с этим государством, а также проникновение отдельных групп булгарского населения далеко на север привели к заметному влиянию булгарского ювелирного искусства на искусство верхнекамских племен. Художественные изображения конских фигур часто встречаются и на бытовых вещах (гребни, рукоятки орудий труда, подвески и пронизки), сделанных из кости и рога.